Оборотная сторона медали
«Back Side of a Medal»
It appears, to get the right to participate in the Europe Championship is not yet the most main thing. On the way it is necessary to solve the diversified problems. And for this purpose a team should be include only reliable in affair people...
Первый блин...
Итак, правило N№ 1: Ни при каких обстоятельствах не берите с собой в дальнюю дорогу не проверенных делом и временем людей!
А теперь с самого начала. Я, Сергей Виноградов, Шар–ах–нутый в первом поколении пилот теплового аэростата, поднялся на вторую ступеньку пьедестала почета в1999 году. Получил соответствующие призы и подарки, а также право на участие в чемпионате Европы по воздухоплаванию на тепловых аэростатах.
Оформлять документы приступил, получив приглашение из Люксембурга, страны, организующей очередной чемпионат. Одновременно с этим начал решать финансовые проблемы, занялся подбором команды и сбором необходимой информации (от людей бывалых). Очень хотелось не повторять ошибок предыдущих поколений. Никогда не забуду свой визит к Борису Николаевичу Каракаеву — президенту ХК «ЭЛВО» с пригласительными документами. Я с восторгом ему говорил про людей, которые обещали накидать в шапку, пущенную по кругу, кучу денег ради славы Великих Лук. Он же в ответ с усмешкой — мол, уши от селедки ты увидишь. Набрал номер, снял телефонную трубку и сказал: «Николай Николаевич, давай отправим нашего «летчика» в Европу, пускай полетает». Я напряг слух и услышал ответ — «Давай отправим». По правде говоря, с шапкой все же попытался пройтись, но в ней действительно оказались одни только уши.
Итак, получив принципиальную поддержку в одном кабинете, денежные вопросы пошел решать в кабинет напротив. Николай Николаевич Козловский — генеральный директор ЗАО «ЗЭТО», — задал несколько вопросов и сказал: «Оформляйся, деньги найдем». Одним из нерешенных оставался вопрос с машиной сопровождения. Наш УАЗ — невыездной по экологии. Покупать же на один вояж в Европу другую машину было бы очень невыгодно. Решили найти машину в аренду вместе с хозяином. (Хотелось, конечно, микроавтобус «Форд–транзит», грузопассажирский, с длинной базой. Двигатель — карбюраторный с газовой установкой. Водитель — профессионал с практикой зарубежных поездок.)
Пустили слух, и через 2–3 недели нашелся человек, знакомый члена нашей команды Александра Воробьева, подходивший нам по всем вышеуказанным параметрам. Все устраивалось прекрасно, времени впереди было еще полгода. И вот тут я совершил непоправимую ошибку. Через все того же Воробьева я передал человеку наши предложения, а сам не удосужился даже встретиться с ним. Условия были простые. Он берется (за деньги) доставить нас в Люксембург и обратно на своей машине, сопровождать нас там в полетах, а все финансовые затраты — такие, как визы, проживание, питание, ГСМ — это наши проблемы. Единственная просьба к нему — подготовить автобус к дальней дороге к концу июля. В общем, увидел я его после окончания Великолукской встречи воздухоплавателей. Автобус, на котором он приехал, меня не напугал, хотя люфт на руле был 900, а вот лицо водителя меня насторожило. Но было уже поздно, во всех документах отправленных в Люксембург, значилась его фамилия — Грабовец. Для меня это прозвучало через О, вместо А.
Итак, 30 июля вечером загрузили автобус, и вот здесь в аэропорту хозяин машины залил в двигатель первую порцию масла. Я удивился, но меня успокоили, мол, да! Берет понемногу, всего 1 литр на 3000 км пробега, но зато люфт на руле он устранил. Рано утром 31–го отправились удивлять Европу.
В районе Минска масло залили второй раз. Я не профессиональный водитель, но поинтересовался насчет компрессии в цилиндрах, и опять меня успокоили, что проблем с двигателем не было и не будет, хотя наша максимальная скорость теперь равнялась 60 км/час. В Бресте лили масло уже четвертый раз, пятый... и пошло–поехало. В Польше заправились газом, хотя по предварительным расчетам нам должно было его хватить до Люксембурга. На границе с Германией перед самой таможней затыкали тряпками и бумагой все места под машиной, откуда масло текло ручьями. На автобанах за нами выстраивались многокилометровые хвосты законопослушных немецких водителей. На одном из перевалов двигатель закипел и заглох. Это был конец. Юра (так звали водителя), размахивая руками, бегал вокруг машины и, заикаясь, бормотал: «Что делать? Что делать? Надо ехать покупать новый двигатель во Франкфурт на «разборку».
До Франкфурта–на–Майне оставалось 130 км пути. В Люксембург доехать вовремя я уже и не мечтал. На брусчатке паркинга, на который мы успели–таки заехать, под автобусом растекалась огромная лужа масла, разбавленная тосолом. Клубы пара вырывались из–под открытого капота. Сотни три достопочтенных немцев уставились на нас и от стыда отводили глаза в сторону, поймав встречные вопросительные взгляды «а что делать»? Господи! Куда мы едем? — спрашивал я сам себя, ведь надо же еще и возвращаться, а мы не доехали и в одну сторону. Наверное, господь услышал, и ровно через два часа, залив последний литр масла из десятилитровой канистры, добавив тосола, нам удалось завести двигатель.
На следующей автозаправке купили еще одну такую же канистру масла за 20 долларов и через несколько доливок все же приехали в Лярошет (Larochette), город, который принимал всех участников чемпионата Европы по воздухоплаванию 2000 года. Нашли наш кемпинг, поставили палатку на месте, заблаговременно занятым для нас Валерой Латыповым. Выпили бутылку водки, так как шел второй час ночи третьего августа, то есть второй час моего дня рождения. Затем легли спать в надежде утром решить все наши проблемы.
Утром у машины отказал стартер. Заводить его пришлось по–русски, с толкача. После замены стартера машина выдержала два полета, но затем отказал четвертый цилиндр, а в трех остальных компрессия составляла шесть атмосфер в каждом, вместо положенных десяти.
Пять дней я был без своей машины сопровождения. На выручку пришло «Воздушное братство-2000» в лицах украинской команды Юры Перькова. К их автобусу нашли и прицепили прицеп и Леха Егоров, «супер–драйвер», успевал подобрать два аэростата и до шести маркеров в одном полете. И смех, и грех был, когда спортивные наблюдатели двух команд, не понимая всего происходящего, приглашались в одну машину сопровождения на самые привилегированные места, а команды забивали все остальное свободное пространство Лешкиного «фольксвагена».
Зато мой «водитель» Юра в течение пяти дней искал по окрестным городам двигатель. Заодно нашел и купил себе еще и машину, которую я потом ему пригнал домой. Потом мы меняли этот двигатель посреди футбольного поля, а вокруг была толпа немцев, голландцев, бельгийцев, французов, снимавших изумляющее их действо на видеокамеры. При помощи досок, палок, веревок и нецензурных выражений мы поменяли на «форде» движок и оживили наш автобус. Я понял: домой мы, наверное, вернемся. Два последних дня чемпионата у нас снова была своя машина сопровождения.
Правило N№ 2: Не везите с собой много наличной валюты и старайтесь приобрести дорожный чек или кредитную карточку.
При заполнении декларации во время прохождения таможни на белорусско–польской границе все тот же водитель Ю.Грабовец вписывает в определенную графу валюту, что–то около четырех тысяч долларов США. И потом в течение двух–трех часов читает лекции белорусским таможенникам и пограничникам чем «ауди» лучше «фольксвагена» и почему немецкие машины покупать выгоднее, нежели французские или шведские. В 2300 мы пересекаем бывшую границу СССР и оказываемся в дружественной нам Польше. Зная, что на больших дорогах встречаются порой лихие люди, решаем ехать на Варшаву местными дорожками. В конце концов, в наступившей темноте блуждаем и теряемся сами. Однако в час ночи с грехом пополам проезжаем город Люблин и движемся по автобану в сторону польской столицы.
Второй час ночи, движение на дороге затихает, все меньше и меньше машин обгоняют нас. Встречных машин нет вовсе. Вдруг на шестнадцатом километре шоссе нас обгоняет «Мерседес–600» с «хохляцкими» номерами и, пролетев вперед метров 300–400, застывает на обочине и пропускает нас вперед. Еще через минуту он опять впереди нас в полукилометре — и продолжает движение с уравненной скоростью. Кроме нас и той машины на шоссе никого. За моей спиной на заднем сидении беззаботно спит мой сын Сашка, а у Сашки Воробьева лицо приобретает цвет простыни. Первая и, наверное, самая правильная мысль, что нарвались на украинскую «мафию», заставляет шевелиться последние коротко подстриженные волосенки на голове. Мурашки, подгоняемые холодком, побежали по спине. Вдруг слышу шепот: «Что делать? Что делать? Куда спрятать деньги?» Вот он и ответ. Информация о деньгах в автобусе попала в Польшу раньше нас. А «лектор» сидел и, вцепившись в руль, твердил одно и то же: «Что делать? Куда спрятать деньги?» Вдруг «шестисотый» съехал под небольшой уклон, остановился в низинке и выключил фары. «Крути назад!» — кричу я водителю. — И дуй в сторону Люблина без остановок, если подрежут — тарань!..» Мы развернулись, но через пять–шесть минут наши провожатые были опять перед нами. «Давай свернем, давай свернем,» — шипел хозяин автобуса и денег. «Сворачивай, но тебя там и похоронят, поэтому только вперед, мимо всех заправок и поворотов, в Люблин к полицейскому участку.» Что я мог ему еще сказать? На последней заправке перед Люблином «мерс» свернул на нее и повернулся к нам передом, но что–то разглядеть через затемненные, черно–зеркальные стекла было невозможно.
Полицию мы так и не нашли. Ночевать пришлось возле большущего отеля с рестораном на платной стоянке. Своих Саньков я предупредил, что в случае чего — бить стекла в ресторане и привлекать внимание полиции. Ночью нас никто не нашел. В шесть часов мы покинули Люблин. Со страхом проехали ту заправочную станцию, к нашей радости — пустую, и повернули на первую боковую дорожку в сторону Германии. Лихо нас миновало.
Но на обратном пути оно все–таки о себе напомнило. Нас попросили помочь ограбленные наши земляки из Новгородской области, у которых недалеко от Варшавы гориллоподобные уроды, угрожая пистолетом, отняли деньги и уехали. Эти четверо могли спокойно двигаться только с нами, настолько они были напуганы. И так тремя машинами мы проехали остаток Польши и всю Белоруссию до российской границы. До нашего родного города Великие Луки оставалось 80 км пути.
Полеты, до и между ними
Еще на территории Германии, километрах в ста от Люксембурга, мы увидели в небе тепловой аэростат. Эмоции перехлестнулись через край и вылетели из открытого рта криком «А–а–а–а!» Кстати, то же самое кричали и мои два Александра. На последнем паркинге перед границей Германии и Люксембурга неожиданно о себе напомнила родина. Представьте себе такую картину. Центр Европы, прекрасный холмистый пейзаж, автостоянка с заправочной станцией, небольшим магазинчиком, туалетом, душем, ярко светит заходящее солнце, под кронами дубов и ясеней стоят столики и скамейки, кругом чисто и уютно. Пока водитель доливал масло, захотелось просто посидеть в теньке. Подхожу к крайнему столику и взрываюсь от смеха. Мои спутники смотрят на меня, как на дурака — все, думают, приплыл. А я слова не могу сказать, машу им руками, мол, идите. Они подошли... Теперь я смотрел на эти два трясущихся от смеха тела, хотя сам так и не смог остановиться. Через весь стол черным жирным фломастером было написано русским языком: «а пошли вы все на...»
Первый полет с моим участием, но без меня в корзинке состоялся третьего августа. Честно говоря, после пережитого хотелось отдохнуть, адреналина было с избытком. Так вот, лететь собрались Валера Латыпов и Юра Таран. У Валеры команда была еще недоукомплектована, так как Лена с Серегой прилетали четвертого, а у Юры 50% команды «бабы»: его жена и дочка. Погода — чудо! Уехали от наших надоевших дождей, счастьем казалось даже голубое небо с белыми маленькими облачками. Живут же люди!
Итак, решили отправить в полет два российских экипажа, третий был на подхвате. Искать место старта пришлось долго. Я никак не мог привыкнуть к частному владению землей. Подумать только: почти каждый участок, подходящий для старта, огорожен проволокой, колючей или под током. В кукурузу, стоявшую стеной у самой дороги, не полезешь сам. В конце концов, нашли сжатое поле со стенкой леса на кромке. Валера, запустив шар–зонд, решил стартовать с него. Юра проехал чуточку дальше и стартовал из–за лесочка метров в трехстах от нас. Я взял на себя обязанности штурмана, кстати, не мешало познакомиться поближе с очень подробными полетными картами.
Еще перед выездом из лагеря договорились, что за праздничный ужин садимся в 2000, как–никак у меня праздник, 42 года с момента появления на этот чудесный свет. Для любого участника чемпионата Европы поднять аэростат и взлететь дело нехитрое, поэтому и не прошло и пятнадцати минут, как два российских аэростата уже плыли в небе Люксембурга. Для меня началась работа по их сопровождению. Минут через сорок, пролетев километров пятнадцать, Латыповы Валера и Миша попали в наши нежные объятия. Юра же приземлился чуть раньше. За стол сели вовремя, но оказалось нас гораздо больше. Рядом находился лагерь братьев–«хохлов». Что примечательно, у любого «хохла» была русская фамилия, но трехлитровую банку соленого сала, которая была вскрыта дней через пять под неописуемый восторг всех присутствующих на другом общем ужине и уже по другому поводу, они с собой привезли. Немного посидели за одним братским столом.
Следующий день был официальным. Общий сбор в столице — городе Люксембурге, представление команд–участниц, размахивание государственными флагами, затем банкет на летном поле в прекрасном летнем ресторане. Валера съездил в аэропорт, встретил своих недостающих членов команды. Российская сборная была в полном составе. По палаткам разбрелись уже поздно.
Подъем в 400, тренировочный полет. Кстати говоря, такие ранние подъемы были теперь каждое утро. Недолгие сборы — и выезжаем на первый в моей жизни самостоятельный полет за границей отечества. Прикинув по шару–зонду ветер, решаем стартовать двумя аэростатами с места вчерашнего Валериного приземления. Без всякой суеты наполняем оболочки, проверяем связь и — «земля, прощай, в добрый путь».
В принципе ничего другого, все как у нас, только нет озер. Зато есть высокие холмы, глубокие ущелья, в одно из которых мы и хотели прилететь. Ветерок нам помогал.
Вот мы и в ущелье, в котором по берегу ручья (у них это называется река) двумя вытянутыми параллельными улицами расположился городок Лярошет, ставший на неделю столицей европейского воздухоплавания. На самой высокой скале в центре города стоит замок, восстанавливаемый заботливыми жителями. По предварительной договоренности наша с Валерой задача состояла в том, чтобы подлететь и зависнуть у замка или над ним — с таким расчетом, чтобы нас смогли запечатлеть наши хроникеры. Немножко приоткрываю парашютный клапан и начинаю снижаться в каньон. Ветер перестает поддувать, и мы зависаем в двадцати метрах над землей. Какая–то легкая рука подталкивает аэростат в нужную нам сторону. Смотрю на Латыповых, то же самое. Метр за метром, то поднимаясь, то немного опускаясь, как бы по спирали начинаем приближаться к замку. Машины сопровождения уже на месте. Команды ждут дальнейших распоряжений. Связь прекрасная. На нас уже смотрят два фотообъектива и одна видеокамера. Воздушные потоки — чудо. Состояние такое, что скажи мне поставить корзину на балкон любого дома — обязательно поставлю! В общем, лететь могу в любую сторону. Договариваемся с Валерой коснуться оболочками на фоне всей этой красоты. Сказано — сделано. Раз — и коснулись. Вот тебе и поцелуй в небе. Однако газ дает о себе знать. Хоп! — и один баллон закончился. Время лететь дальше. Поднимаюсь метров на триста и любуюсь замком, высокой крышей католической церкви, скалой с государственным флагом герцогства Люксембург и очень аккуратными двух– и трехэтажными домиками на узких улочках и переулках. Ветерок снова нас подхватывает, и мы летим дальше. Приземляемся в десяти метрах от центра стартового поля в Майсемборге (Meysembourg). Тренировка закончилась.
Вечером был первый соревновательный полет. Получив на брифинге задание, выбираем место старта. Юра, Валера и я определяем координаты места и контрольное время нашей встречи, но меня подвела машина. Понимая что до окончания стартового периода мне туда уже не успеть, а получать штрафы в первом же полете не хочется, стартую в другом месте рядом с литовскими командами. Два задания по полету. Первое — цель, заявленная пилотом, второе — прилет, вроде бы проще не бывает. Но только я взлетел — понимаю, что ничего не понимаю. Где я? Что я? Куда я? Все такое неизвестное... Ориентироваться начинаю только минут через десять. Оказывается, лечу куда надо, только малость левее. Поднимаюсь, чтобы найти правый ветерок, а его все нет и нет. В конце концов бросаю первый маркер метрах в трехстах от моего перекрестка и понимаю, что уже мажу по второй цели.
Из двух горелок грею оболочку, набираю высоту 1200 метров, и вот оно! Есть хорошая правая тяга. Летим. Все меньше и меньше шансов попасть в крест. Чуточку опоздал с набором высоты. Наконец шансы пропали совсем. Дергаю парашютный клапан и начинаю падать вниз. С пятисот метров кидаю второй маркер и кричу машине в рацию, чтобы наблюдали, да где там! Маркер упал в лес рядом с нужным мне полем. Что ж, первая баранка. Работаю на посадку. Оглядываюсь, потому что совсем проворонил свое местонахождение, да еще дурная привычка держать карту за пазухой, а не на планшете перед глазами, как у всех умных людей. Вдруг по рации слышу: «Пап, ты где будешь садиться?» Вижу замок, высокая крыша церкви, понял — Лярошет, и по рации говорю про него. Посадка совершена, оглядываюсь еще раз — нет, не Лярошет. «Машина, машина!» Да где там... Из каньона связи не дождешься. Станция не может работать через эти чертовы скалы. Вот у людей — кроме радиостанции, еще и по сотовому телефону. (К слову сказать, на каждого немецкого пилота — две машины плюс миниметеостанция, компьютеры, мобильники и система дистанционного управления горелками, почти что автопилот.) А пока я кукую в одном месте, а моя команда ищет меня в другом. Начинает темнеть. Уповаю только на помощь местных жителей. Где–то в глубине сознания всплывают английские слова, выученные еще в школе. Вы можете мне не верить, но минут через десять люди начинают понимать, что я им хотел сказать. По моей просьбе два местных водителя отправились на поиски машины сопровождения. Еще через час этот кортеж возвращается вместе с моей командой. Меня нашли! Как потом выяснилось, в Люксембурге не один замок, и в каждом городке и даже поселке есть обязательно своя церковь. Вообще, вся страна напоминает сказочную — с живущими в ней добрыми гномами.
В следующий полет я летел с моим штурманом — сыном Сашкой. (Вообще, Сашка для меня настоящая «палочка–выручалочка», классный помощник. «Саш, мы где? Саш, нам куда? Саш, высота?»)
«Саш, скорость? — Пять! — Что? — Уже шесть. — Мама родная, падаем!» Шутка, но с долей правды. Почти так и было. Как попали на провода, писать не буду. Но всех хочу предупредить, в Европе столбы ЛЭП ставят через сто метров. Для нас это непривычно. Проводов, когда летишь на солнце, да еще на фоне леса не видно вообще. И железное правило. Попав в такую ситуацию, как у меня, когда провода замечены метрах в шести, не вздумай греть и пройти над ними, не успеешь. Только клапан — и вниз, живым останешься точно. В общем, ремонт оболочки обошелся мне в сто долларов. Могло быть и хуже. Но это уже потом. А в том полете Сашка положил маркер в крест в одиннадцати сантиметрах от центра. Это была первая наша тысяча очков на чемпионате Европы. Потом были и 920, и 960, были и 30 и 80. Плотность результатов иногда была просто фантастической. В радиусе 10 метров от центра креста лежала большая половина маркеров и наш результат — 3 метра — оказался только двадцатым.
Самым ярким воспоминанием останется утренний полет последнего дня соревнований. Задание «локоть», с общего места старта почти одновременно ушли все участники. Очень тонкая прослойка северного ветра заставляла пилотов держать аэростаты в миллиметрах над макушками деревьев. В неглубоких ущельях собиралось до двух десятков аэростатов, которые иногда, как сговорившись, выталкивали вверх какого–нибудь неудачника. Таких ветер моментально сдувал и ухудшал их результаты. Мне повезло, я смог вернуться назад к кресту и заработал более 900 очков. Зато следующее задание выполнить уже не удалось. Ветер просто сдох. До заявленной мной цели я не долетел. Занятыми российскими экипажами местами хвастать не буду.
В общем, нам надо еще многому научиться и научить этому своих детей.
Быт
Отдельно хотелось бы осветить, так сказать, вопрос социально бытовой сферы. Из рассказанного мною ранее всем понятно, что жизнь наша вне соревнований проходила в кемпинге. Кемпингов в Люксембурге много, отдыхающих в них иностранцев еще больше, наш кемпинг назывался «Кенгерт» (Kengert). Что это слово обозначает, я так и не узнал. Ну, «Кенгерт» — так «Кенгерт». Выглядит это примерно так. Километрах в шести на северо–запад от Лярошета на одном из холмов на поляне (с двух сторон окруженной смешанным лесом, с третьей стороны — лугом, а с четвертой — дорогой, за которой сразу вставала двухметровой стеной кукуруза) находился наш временный приют. Центр — двухэтажный дом с полуподвалом. В полуподвале этого прямоугольного дома с одного торца находились мастерская, гараж для трактора и газонокосилок, и прочие хозяйственные конурки. С противоположного торца — все удобства в теплом варианте, а именно: прачечная комната (бросив двадцатифранковую монету, можно было выстирать в любой из десяти стиральных машин автоматов свое барахлишко), мужские и женские душевые комнаты, кабинок по пять в каждой, ну и, разумеется, WC, по–нашему просто туалеты. Так вот, каждое наше утро после подъема начиналось с этого подвала. На первом этаже располагались: регистрационная стойка в центре, небольшой супермаркет с товарами повседневного спроса (от пива до носков) слева от входа, а справа — ресторан с отдельным выходом на открытую террасу, огороженную заборчиком. На втором этаже располагались несколько номеров для гостей и комнаты для хозяев и рабочих кемпинга. Кстати, работали с утра до вечера сам хозяин, его дочь, зять, внук, племянник (натуральный семейный подряд в лучшем своем виде). Я так понял, что чужих людей там не было. Еще два здания находились рядом с главным корпусом. Это гараж примерно на четыре–пять машин и летний павильон с большим количеством душевых кабинок и умывальнями. Все остальное место участка, раскинувшегося примерно на десять гектаров, отдано в распоряжение гостей. Все делилось на три зоны: в одной на аккуратном газоне стояли два ряда палаток всевозможных расцветок и форм. Во второй «дачи на колесах» — трейлеры, — на площадке, примыкающей к бассейну (о нем позже и подробнее). Я заметил, что этот участок земли как бы армирован сетчатой плиткой, сквозь которую трава все–таки росла, зато колеса авто не могли ее выдрать и накатать колею. И, наконец, третья зона, отгороженная кустарником — прекрасная спортивная площадка с футбольным полем, волейбольной сеткой и баскетбольным щитом. Вот именно на ней и были выделены места участникам чемпионата — по той простой причине, что наши машины ночуют рядом с нами и приезжаем мы поздно, когда уже все нормальные люди спят, а уезжаем очень рано. Основной контингент отдыхающих в кемпинге — семьи с детьми от 2–х до 20–ти лет.
Ближе всех к основному зданию, расположился лагерь российской команды. Я уже говорил, что Валера Латыпов занял место для нас, отодвинув братьев–украинцев за поставленный им пограничный флажок. Практика — дело великое. Поэтому лагерь команды Латыповых состоял из двух палаток. В большой кемпинговой были две спальни, склад, штаб и пресс–центр. Вторая двухместная была спальным вагоном для их водителя и младшего Латыпова, т.е. Сереги. Каждое утро из этой палатки звучали одни и те же слова «Серега вставай, вставай Серега, пора, опоздаем, Серега, вставай же». Саша, водитель Валериной команды, реагировал на этот шум лирически. Лучшего водителя я в жизни не встречал.
У нас, дилетантов, была одна пятиместная палатка, в которой нормально могли спать четыре здоровых мужика, а с двух торцов располагались склад продуктов и раздевалка.
Юра Таран рассчитывал палатки приобрести в Польше, но «пролетел», и потому его палатки, купленные уже во Франции, были установлены днем позже. В двухместной помещался один Таран, в его отсутствие там устраивался на ночевку пилот украинской команды Юра Перьков, а в одноместной — велосипед практичного Баканова, приобретенный им же во Франции (дешевле). Женская часть команды Тарана жила в гостинице. Но бассейна нет, турнир по волейболу и баскетболу с семьей проводить не будешь. А воздух, а компания, в конце концов! Юра, как человек решительный, заплатив солидные деньги за гостиницу, все равно перебрался в свою палатку. И, я думаю, не пожалел об этом. Между палатками и зеленой изгородью из кустов находился наш пищеблок. Раскладные походные столики и стулья после одного дождя оказались под тентом, который все тот же мудрый Латыпов взял с собой на всякий случай. Опять же, но уже на другой всякий случай, Валера купил походную жаровню, на которой жарились и колбаски, и куриные ножки, и котлетки, и прочая, и прочая — аромат которых притягивал к нашим столикам и братьев по СНГ, и любопытных европейцев. Об одном из них хочется рассказать отдельно. В один из нелетных вечеров к нам на ужин пришла пара из Голландии. Мужа звали Алексом, имя жены не запомнил. Благодаря нашим переводчикам, мы узнали, что они большие поклонники воздухоплавания и счастливы отдыхать рядом с такими отважными людьми. Еще они узнали, что у одного из нас день рожденья, и принесли в подарок упаковку баночного пива и коробку сухого вина (6 банок и 3 литра соответственно). Мы, как нормальные русские, тут же нашли еще два стула и пригласили к столу. Первые граммов пятьдесят «Гжелки» завода Кристалл Алекс выпил после долгих уговоров и с разрешения его половины, которая так же попробовала этот чудо–напиток. Вторые пятьдесят Александр принял, с женой уже не советуясь. Когда наливали следующую стопку, он даже и не пытался прикрывать ее рукой. В общем, после пятой или шестой Саша (!) уже как нормальный русский или украинец запивал водку им же принесенным пивом. Через час Сане (!!) уже и переводчик был не нужен. В конце концов Шуру (!!!) жена унесла — ходить он отказывался категорически и кричал, что рожден только летать. Через три дня его жена передала нам от него привет. Сам Алекс пришел только проститься накануне нашего отъезда... Возможно, вы спросите, а как же в «Кенгерте» решался вопрос с электричеством, ведь необходима подзарядка радиостанций, да и свет, в конце концов? Все очень просто. Вдоль каждого ряда палаток или трейлеров с тыльной стороны проложены кабели с распределительными коробками, вдобавок каждый желающий получал удлинитель, который позволял иметь свет в любой точке лагеря. Электрочайники обеспечивали кипятком российские, украинские экипажи, равно как и чехов, французов, немцев и остальных. Но, как мне кажется, самое главное отличие от нашей родной романтики — полное отсутствие летающих кровососущих насекомых (не знаю, как это они делают, но комаров и мошек там нет). Теперь, как я и обещал, отдельно о бассейне. Он находился внутри площадки рядом с террасой ресторана и открывался в 10 часов. В половине седьмого вечера его закрывали на профилактику. Разделенный на две неравные части, он привлекал в жаркий полдень и малышей, и людей постарше — но только до тех пор, пока не приехали мы... Детская часть бассейна, так называемый «лягушатник», в которой находились маленькая горочка и фонтанчик в виде мухомора, и взрослая часть (глубиной до двух метров) были нами оккупированы полностью. Мальчики 18–28 лет от роду катались с горки, ползали на карачках вокруг грибка, прыгали, плескались и ныряли невообразимыми способами. Во взрослой половине к ним присоединялись дяденьки до 45 лет, играли в догонялки, топилки (кто кого больше продержит под водой) и, наконец, в бомбежку. Я думаю, что все знают способ ныряния «бомбочкой». Но что такое «вакуумная бомба по–русски», в своей жизни вряд ли кто видел. Человек десять брались за руки, становились как можно плотнее друг к другу, вся эта плотная масса разбегалась, подпрыгивала вверх и вперед и одновременно опускалась на гладь бассейна. Со стороны мне так и не довелось увидеть высоты цунами: почему–то постоянно я был ядром бомбы. Во время нашего купания все отдыхающие мамаши старались привести своих детей на бесплатный цирк. Свободных мест на трибунах не было! В воде же не оказывалось никого, кроме нас. Конечно, я малость преувеличиваю, но после утренних полетов — блаженство, сполоснувшись под душем, поплавать в бассейне, глотнуть прохладного пивка и лечь поспать хотя бы на часок. В целях экономии обед приходилось готовить самим на портативных газовых плитках, благо газа всегда в достатке. Кукуруза за дорогой оказалась тоже съедобной, об этом нам уже по дороге домой поведала младшая группа. В окрестных лесах растут грибы (съедобные — пробовали, знаем), и водится много дичи (видели, но не пробовали). Правда! Приятно удивляли пятнистые олени, которые иногда бегали целыми табунами под проплывающими над ними монгольфьерами.
Дороги
Для нас, как и для всех других российских путешественников, пожелавших посетить старушку Европу на автомобиле, первой страной, со всеми своими парадоксами, предстала Белоруссия. Дежурный таможенник на посту Езерище отправил нас в какую–то будку, где за 20 долларов машину страхуют от всех дорожных недоразумений. Именно страхуют — а недоразумения только начинаются.
Оказывается, до Бреста ехать по белорусской дороге можно, заплатив на посту за Минском 6 долларов (или 12 немецких марок). Местная валюта, «зайчик», к расчету не принимается. Но это еще не все. Перед Брестом платить пришлось второй раз, чтобы проехать выездной шлагбаум. Годом раньше на этой трассе был еще и заповедный участок со своими дополнительными поборами. Но это так, к слову.
Очередь на брестскую таможню сводила к нулю все наши шансы попасть на церемонию открытия чемпионата. Была, однако, группа людей, всем своим видом показывающая, что может решить любые наши проблемы за наши деньги. Они тусовались вдоль всей очереди, бесцеремонно перегоняя машины с конца в начало, а навар делили с людьми в милицейской форме, охранявшими этот «очередной» беспредел. Вот и еще одно правило, время — деньги! Не хочешь платить — выезжай заранее, имея в запасе как минимум сутки на приграничные дела.
Однако у нас был запасной вариант. Повернув на последнем перекрестке перед границей налево и проехав еще километров 40, мы прибыли на таможенный пункт Домачево. Там очередь растянулась этак часа на три–четыре. Вечерело, стал накрапывать небольшой дождик. Перед нами замаячила перспектива попасть в пересменок. Противно ждать вначале на белорусской стороне, с 1900 до 2000, затем на польской — с 1900 до 2000, но уже по польскому времени с разницей в один час, на десяти метрах земли. Я не выдержал и решил ускорить процедуру. До этого времени нужно было попасть со своим автомобилем в так называемую зону. Имея среди прочих документов письмо от Федерации воздухоплавания Poccии в адрес таможни, с просьбой о помощи, я наивно полагал, что оно сыграет какую–нибудь роль. И оно помогло — только при условии приложения к нему 20 долларов. Затем уже в самой зоне я заплатил столько же за транзит через территорию белорусской республики, затем еще 20 — экологический сбор, все за тот же проезд по экологически чистым просторам братской страны, и наконец еще 5 — последнему белорусскому сонному прапорщику за то, что пропустил нас с трещинкой на лобовом стекле автобуса на территорию таможенного терминала. Вот здесь мы и попали в пересменок. Отдыхали ровно 2 часа.
На въезде в Польшу заплатили 3 доллара за польскую экологию, несмотря на то, что гринкарту для проезда через страну приобрели заранее в Москве. В Германии экологией, наверное, не занимаются, потому что деньги на нее не собирали. Граница между Германией и Люксембургом только обозначена гербами, знаками и полосами на дороге. Деньги давать было некому. А вот по рассказам людей, посетивших Францию, там тоже надо платить, но за проезд по автобанам — с той лишь разницей, что всегда параллельно платной дороге в цивилизованном государстве идет бесплатная, кстати, по нашим меркам такой же автобан.
Возвращаясь, в Белоруссии оплачивали все в обратном порядке. Теперь я понимаю, почему они так хорошо живут. Нет, не все белорусы вообще, а некоторые из них, построившие себе дворцы с правой стороны в начале дороги, ведущей из Бреста в Москву.
С.Виноградов